Кирилл Фурманчук, основатель проекта Tiger Cave в специальном интервью нашему изданию – о карьере за рубежом, о путешествиях и о жизни в целом

Автор: Надежда Вавржина 17.02.2016

Кирилл Фурманчук, возможно, не столь популярен у нас, однако за пределами России на него уже обратили внимание. Невероятный клип на композицию Angel’s Arrow удостоился номинации престижной премии Video Music Awards 2015 в Берлине. Богатый музыкальный и жизненный опыт Кирилла, страсть к путешествиям, постоянному поиску чего-то нового привели в итоге к основанию им проекта Tiger Сave, который уже отметился в России рядом саундтреков для отечественных кино и сериалов.

Выступая на одной сцене с Nine Inch Nails и другими суперзвездами, проект не утерял своей индивидуальности звучания и неповторимой образности.

Фото: личный архив, Евгений Вавржин

Надежда Вавржина: Кирилл, расскажи, пожалуйста, как все начиналось? Чем вообще на жизнь начал зарабатывать?

Кирилл Фурманчук: Да чем я только не занимался в жизни – от тяжелого физического труда до игрового бизнеса. Потом организовывали мероприятия, концерты западных артистов, боксерские бои, бои без правил, шоу и т.п. Собственно, и сейчас этим время от времени занимаемся. Помню, в 2001-м году был фестиваль, привезли группы – несколько известных иностранных коллективов. При этом влетели на 60 тысяч долларов. В то время на эти деньги можно было 3 квартиры купить. А нам по 20 лет только было.

Надежда: То есть это оказалось убыточное предприятие?

Кирилл: Шоу бизнес не простое дело, да.

Надежда: Ужас, и как же вы выкручивались?

Кирилл: Ну, что-то где-то заработаешь, машину продашь, где-то еще что-то... Всякое было.

Надежда: То есть ты не боишься влезать во всякие рисковые предприятия?

Кирилл: Так получается. Глупый риск я не люблю, но получается, что часто рискую.

Надежда: Любовь к мотоциклам – это отчасти тоже риск?

Кирилл: Мотоцикл, в первую очередь, у меня ассоциируется со свободой. Необязательно за 3 секунды разгоняться до 100 км/ч, но когда в лицо дует ветер... В общем, если человек ездил, то понимает, о чем я говорю. К тому же я люблю путешествовать на мотоцикле. Здесь скорость особого значения не имеет, зато любые достопримечательности, природа выглядят иначе. Из окна автомобиля нет полного погружения.

Надежда: А как далеко ты ездил? На какие расстояния?

Кирилл: По России не так что бы очень много ездил. Дальше Питера, по большому счету, не ездили – благодаря нашим супер-дорогам. В основном в Азии, Индии, в Америке.

Надежда: То есть когда ты путешествуешь, ты берешь мотоцикл?

Кирилл: Не всегда получается – например, когда едут больше 2-х человек, мотоцикл уже не возьмешь. Но стараюсь. Особенно когда компания подбирается соответствующая, и все на мотоциклах ездят. Мы даже как-то в Таиланде ухитрились за три недели отдыха проехать почти 3 тысячи км.

Надежда: Я слышала от людей, которые тоже любят ездить на мотоциклах, что во время движения на дальние расстояния есть особенности – например, не кушать, чтобы не уснуть за рулем... Нет?

Кирилл: Я не знаю, как можно уснуть за рулем мотоцикла. В России это точно невозможно, да и за рубежом тоже.

Надежда: А на чоппере?

Кирилл: Да и на чоппере. Если начинает клонить ко сну, ты теряешь равновесие, это же не автомобиль. А вот покупать гелевое сиденье – это другое дело.

Надежда: Что такое гелевое сиденье?

Кирилл: Специальное мягкое сиденье – кладешь под попу, и у тебя не так все затекает и немеет. Посадки у всех разные и для дальних расстояний это самое то.

Надежда: А если вдруг непогода?

Кирилл: Если дождь, есть специальная экипировка. Хотя через несколько часов она промокает. Да, мотоцикл – не всегда удобство, но это все же приключения. Зато совсем другие жизненные ощущения – это здесь и сейчас.

Надежда: Расскажи про Америку немножко. Как ты там вообще оказался и когда?

Кирилл: Впервые я приехал туда в 1996-м году.

Надежда: Сколько тебе лет было?

Кирилл: 16 лет. Я поехал к отцу, который на тот момент жил в NY несколько лет, и спустя какое-то время там остался. Пожил, что-то поделал, поработал...

Надежда: 16 лет – это highschool?

Кирилл: Нет, я уже ее закончил, сначала поучил язык, затем был творческий поиск, я в разных вещах себя пробовал. С родителями был не всегда на одной волне, приходилось работать.

Надежда: Работу сложно было найти?

Кирилл: Да нет, работу найти несложно – нет нерешаемых проблем, как говорится, есть неприятные решения. То есть работа есть – но не всегда она приятна. Поработал где-то в 15-ти барах – и барменом, и барбэком, и хостесом и раннером, чего только не делал.

Надежда: Какая зарплата была?

Кирилл: Ну вот бармен-барбэк в хорошем месте (бар, что сразу за PublicLibrary в Нью-Йорке, например) – зарабатывают неплохие деньги. Где-то 100-150 долларов за смену. В крутых барах около 300-т долларов за ночь, но это еще в те времена. Тогда мы с братом снимали квартиру за 500 долларов в месяц, а за 1000 можно было снять студию в village. Но это было почти 20 лет назад, да и такие смены были не каждый день, и не всегда удачные – например, утро вторника. Работа трудная, в общем-то. Жара, август – самый влажный и жаркий месяц в Америке. 30 градусов ощущаются как...

Надежда: 40-50?

Кирилл: Да, и при этом всем у тебя отмерзают пальцы, потому что они вечно во льду, то есть это выбешивает, конечно (смеется). Но в том возрасте это было терпимо и понятно.

Надежда: А вот творческий поиск твой – это ты музыкой хотел заниматься?

Кирилл: Ну, музыкой я с детства так или иначе занимался все время. Просто именно карьеру с музыкой не связывал, играл сочинял что-то, сам себе...

Надежда: А родители, видимо, были не в восторге от этого - тоже говорили, что надо заниматься бизнесом вместо музыки?

Кирилл: Нет, относились к этому с пониманием... у меня мама актриса, папа театральный режиссер, брат закончил ГИТИС. Я как раз единственный, кто на сцену выходить не собирался и всячески был против.

Надежда: Когда же ты пошел по музыкальной стезе? Как вообще так получилось?

Кирилл: Занимался-то я все время. Играл с друзьями тяжелую музыку. Сделали базу-студию, я тогда как раз вернулся из Америки надолго – это было в 2000-м году. В общем, мы играли, мой друг и партнер по команде Сергей предложил поиграть на фестивалях – на Нашествии, Крыльях. Потом разные были коллективы – с кем-то сходились, с кем-то расходились, с кем-то сочиняли. Так было до тех пор, пока я не понял, что именно делать самому, и как это должно звучать от начала и до конца.

Надежда: Какой опыт американский был в плане ведения дел в шоу-бизнесе? Где получал его? Или это только свой опыт?

Кирилл: Ну, прежде всего, свой, конечно. Нет, ну во время организации мероприятий, общался, конечно, с разными музыкантами, разных уровней, классов, стилей – с некоторыми в Америке до сих пор приятельствуем...

Надежда: С кем, например?

Кирилл: Не буду сейчас бравировать. Есть известные музыканты, есть не очень. От них я, когда записывал свой первый альбом, попытался впитать сам концепт, так сказать – как должна делаться музыка. Там никто никуда не торопится. 90% музыкантов в Лос-Анджелесе имеют свои домашние студии, они только отвозят все сводить в стороннюю студию, у них есть какие-то средства для существования – и позволяют себе делать ровно столько, сколько необходимо для результата, которого добиваются. Могут долго придумывать, аранжировывать, переделывать – год, два, сколько потребуется. Соответственно, качество совсем другое. Сейчас уже люди не так внимательно относятся к музыке как к таковой – о, какие тут барабаны, какие звуки, почему это записано так, а не этак. А в России – у нас 8 дней, нам надо записать 15 композиций (к примеру), время-деньги, потом в таком же режиме сводится и т. п. – это все ерунда, конечно. Вот потому свой первый альбом писал 13 месяцев.

Надежда: Мне безумно понравилась песня «Angel’s Arrow»...

Кирилл: Спасибо! Ее мы писали около 1,5 месяцев в общей сложности.

Надежда: Ее хочется слушать и слушать еще раз, и клип получился великолепный. Вы с ней номинированы были на европейскую премию BerlinMusicAwads, как вы вообще туда попали?

Кирилл: Спасибо! Уж очень крутая у нас была команда работающая над видео! Светлана Мигунова, продюсер нашего видео (Легенда 17), Алексей Куприянов – лучший из операторов в нашей стране, из молодого поколения, и еще очень много профессиональных и очень талантливых людей. Многие говорили, после просмотра, что клип как короткометражный фильм, и есть специализированные фестивали, и почему бы не отправить туда видео. Но как выяснилось есть и Фестивали которые занимаются музыкальными видео. Ну а дальше дело техники. Спустя какое-то время пришло уведомление, что нас отобрали в shortlist в Берлине.

Там правда выиграли Royksopp – известная группа – но, тем не менее, было приятно, это любопытный и интересный опыт. В России такого нет, и редко куда-то попадает если народ не работает с Дробышем или Матвиенко, к примеру. А на Западе смотрят на конкретную работу – нравится она им или не нравится. Пробиться, конечно, так же сложно...

Надежда: Но, тем не менее, шанс есть.

Кирилл: Шанс есть. Поток там, конечно, в разы больше, чем у нас – это нам-то кажется, что у нас трудно, потому что нас много – у нас-то по сравнению с Европой или США происходит 3 /5 крупных фестивалей – а в Европе, к примеру, проходит порядка 200-т фестивалей за год.

Надежда: А почему все песни на английском? Специально для выхода на Европу и Америку?

Кирилл: Ну, если честно... Я вообще не уверен, что эта музыка для России – не потому, что она на английском языке, а потому что... трудно сказать. Когда я пишу музыку, я не думаю, кто ее будет слушать, это же не поп-индустрия, там все иначе – «время 3:40, 4 четверти куплет-припев, куплет-припев-бридж-припев, желательно три раза, и, чтобы была ровная бочка » – то есть там определенные слова, мелодия – все должно быть универсальненько. У меня так, к счастью – или, к сожалению – не получается, поэтому я делаю, как я делаю. А вот для кого это получается – я не очень понимаю. Иностранцы слушают эту музыку не так, как в России. Они воспринимают ее без предрассудков что-ли. Так как английский – универсальный язык, то и в Италии, Испании, это слушается естественно.

Надежда: К слову о птичках, то есть об акценте – с 16-ти лет, конечно, ты изучал английский в Америке...

Кирилл: Он все равно какой-то есть. Я конечно работал над этим, и при записи альбома, и работаю сейчас – с носителем языка – нюансы, которые присутствуют, но я не считаю, что это прямо настолько важно, так как язык-то интернациональный, и слово «акцент» само уже странное – в той же Британии говорят не так, как в Америке, в Австралии говорят не так, как в Британии и в Америке, а в Ирландии и Шотландии говорят совсем по-другому и так далее. Здесь не в акценте вопрос – есть много звезд, которые поют и говорят с акцентом.

Надежда: Когда я общалась с Уолтером Афанасьевым (прим. - американский композитор, музыкальный продюсер, двукратный обладатель премии Грэмми), он как раз прошелся по акценту – говорит, представьте, если к вам приедет американец и начнет петь с акцентом тут русские песни.

Кирилл: Да, его это сильно беспокоит, но понятие акцента – разное. У нас в стране к примеру, Сосо Павлиашвили, тоже поет с акцентом, никого же это не волнует...

Надежда: С другой стороны, да...

Кирилл: Тамара Гвердцители или итальянские артисты, которые поют английские песни – это все зависит от уровня звезды. Или Бьорк – которая из Исландии, она говорит с довольно сильным акцентом, никого это не волнует. Вопрос качества и органики. Уолтер Афанасьев, конечно, радеет за то, что он написал музыку, он за качество, скажем так, композиции целиком. Но о моем альбоме, он неплохо отзывался.

Надежда: С точки зрения продюсерства он прикладывает руку?

Кирилл: К моей работе пока не прикладывает, мы как-то обсуждали с ним, что было бы неплохо как-то посотрудничать – я с удовольствием бы это сделал, особенно в композициях более классической стилистики – где много струнных инструментов и больше возможностей для аранжировки. Он прекрасный пианист, и в этом смысле я бы с удовольствием с ним посотрудничал.

Надежда: Планы на будущее?

Кирилл: Громадье (смеются). Ну какие планы? Работать дальше.

Надежда: Ну все-таки пока в Москве жить и продвигаться?

Кирилл: Пока в Москве. Не знаю, все может измениться за день. Пока здесь, пока мне нравится тот состав музыкантов, который сейчас есть – прекрасные, выдающиеся, я бы даже сказал – для меня сейчас это важно. Как будет через полгода – я не знаю. Пока будем здесь, поиграем. Быть может, какие-то фестивали, концерты, что-то поделаем, новые песни.

Надежда: Новый альбом?

Кирилл: Я бы так громко сейчас не заявлял – новые композиции. Я могу сказать, что альбом будет тогда, когда он у меня полностью сложится в голове. Но, зная себя, скорее всего, это не будет очень быстро, пока будем обходиться синглами.

Надежда: Мне кажется, этот альбом уже можно назвать прекрасным.

Кирилл: Спасибо. Мы старались. Есть новые песни, мы их потихонечку добавляем. Что называется, альбом должен себя отработать, это ведь не альбом ради альбома, он должен быть впитан и публикой в том числе.

Надежда: На радио как-то пытаетесь?..

Кирилл: Я, если честно, не пытаюсь, просто потому, что не очень представляю, какое это радио может быть. У нас радио «Максимум» играет хиты западных артистов, русскоязычные радиостанции...отпадают. Честно говоря, не пробовал – может, и надо будет этим заняться.

Надежда: Радио «Шансон» (смеется)?

Кирилл: Чаще всего я слушаю радио «Культура», там много аудиокниг.

Надежда: Про семью немножко расскажешь? Сколько ребенку лет?

Кирилл: Восемь с половиной.

Надежда: Уже не маленький.

Кирилл: Да, взрослая уже.

Надежда: А, девочка.

Кирилл: Девочка.

Надежда: Как зовут?

Кирилл: Эми.

Надежда: Как вы с женой познакомились?

Кирилл: Она училась вместе с моим братом. Ну, у всех свои семьи, свои дела, потом мы встречались в Америке, виделись. В какой-то момент наши пути сошлись.

Надежда: А имя у дочери какое-то западное, почему так?

Кирилл: Трудно ответить на этот вопрос (смеются).

Надежда: А кто давал имя?

Кирилл: Света (жена). С Эми Уайнхаус не связано (смеются).

Надежда: Дочка в школу уже ходит?

Кирилл: Да, во второй класс. И в Гнесинку – тоже во второй класс. У нее в жизни уже много всего, у меня в ее возрасте такого набора не было.

Надежда: Сейчас больше появилось возможностей...

Кирилл: С одной стороны. С другой стороны у нас детство в каком-то смысле было проще... У них всего так много, они получают, что хочешь, все очень насыщено, погулять некогда...

Надежда: Нет детства как такового...

Кирилл: Да, все время они учат дикое количество дебильнейших уроков – зачем, непонятно. В общем, стараемся делать так, чтобы ее детство было радостным.

Надежда: Уроки с ней кто делает? Ты занимаешься?

Кирилл: Нет, в основном, няня, а я занимаюсь музыкой, когда могу. Мама делает с ней английский, когда успевает.

Надежда: А с дочерью ты по-английски говоришь?

Кирилл: Вот я не разговаривал последнее время, сейчас себя корю за это, а так обычно стараюсь, чтобы она привыкала.

Надежда: У нее есть успехи?

Кирилл: Пока сопротивляется, но по опыту скажу, что должно просто пройти какое-то время и количество перейдет в качество – по-другому просто быть не может.

Надежда: Что касается одежды, гардероба – кто принимает участие в подборе? Жена или пользуешься услугами стилиста?

Кирилл: Ну какой стилист... Сам, конечно, но без мнения жены не получится, конечно.

Надежда: Просто бывают ситуации, когда мужчины не любят ходить по магазинам...

Кирилл: Я не люблю, да! Она меня заставляет. Обычно мы приходим, я говорю: «Бери вот это и пошли отсюда». Но без женской усидчивости было бы трудно что-то приобрести.

Надежда: Как ты одеваешься для сцены? Это специальные костюмы?

Кирилл: Не совсем. В смысле группы Kiss, я не так отношусь к этому, то есть это должно быть в моей органике. В принципе, это casual – в моем понимании, конечно. Ибо когда люди одевают плащи, то лично для меня это перебор. Короны там разные... Это уже концертный наряд, а у меня рок-н-ролл, все-таки. Не в смысле Элвиса, конечно, тот тоже под конец жизни выдавал Филиппа Киркорова (смеются).

Надежда: За фигурой как-нибудь следишь? Спортзалы, диеты?

Кирилл: За диетой не слежу, в спортзал хожу просто потому, что в юности серьезно занимался спортом, и, если сейчас я не иду в спортзал, у меня все начинает попросту болеть – суставы, колени, приходится заниматься.

Надежда: А каким спортом ты занимался?

Кирилл: Я занимался тайским боксом.

Надежда: Ух...

Кирилл: Даже в какой-то момент выступал пару раз... Ну, в детстве еще занимался дзюдо, лет в 8-9, потом карате, кикбоксинг, в Америке уже тайским боксом. А сейчас надо просто ходить в зал, чтобы ничего не отвалилось. А ем все, что хочу – у меня такая конституция, некоторые завидуют даже.

Надежда: Повезло! (смеется).

Кирилл: Спокойно к этому отношусь.

Надежда: Почему именно такой спорт? Обычное желание или философия какая-то?

Кирилл: Ну, в юности была, конечно, и философия, и все такое... Я на Арбате рос, у нас тут кто только в наш район не приезжал, приходилось «адаптироваться». Это совсем в детстве было, а потом втянулся, мне нравилось. В США мы занимались в тайском буддистском храме. Это был и определенный интеллектуальный рост тоже.

Надежда: То есть не просто кулаками помахать?

Кирилл: Нет-нет, кулаками уже особо никто не махал – это именно самодисциплина, это и преодоление себя, и через боль, в том числе. Много параллелей тут с музыкой – я знаю, кстати, много людей, которые занимались и боевыми искусствами или спортом, и музыкой одновременно – потому что только через ежедневный труд ты можешь добиться какого-то результата. По-другому ничего не бывает. Нет, у кого-то и иначе выходит, но это явно не мой вариант.

Надежда: Много трудностей преодолевать приходится? Это ведь не просто так – сел, написал и ты звезда уже.

Кирилл: Конечно.

Надежда: Недавно мы беседовали с Андреем Цветковым – есть такой молодой талантливый парень...

Кирилл: Не то что бы я слежу за его успехами, но недавно из друзей кто-то прислал его видео, был приятно удивлен.

Надежда: Он сейчас как раз в AmericanIdol принимал участие.

Кирилл: У всех возник резонный вопрос – почему он тут назвался Цветковым, а там у него совсем другая фамилия (смеются)?

Надежда: Да, ему теперь здесь пора фамилию менять (смеются).

Кирилл: Молодец. Взял и поехал.

Надежда: Он говорит, что, мол, хочу работать а Америке – работать, не жить. А почему? А потому, что, говорит, от меня, как от музыканта, требуется только одно – творить, петь, выступать, держаться на сцене.

Кирилл: Ну это все, конечно, в идеале. Это если тобой заинтересовались, ты в обойме...

Надежда: Здесь же, даже если ты в обойме, приходится...

Кирилл: Делать все самому.

Надежда: Да.

Кирилл: Потому что у нас профессионалов нет.

Надежда: Да?

Кирилл: Нет профессионалов. Из молодого поколения – Антон Беляев, например, группа Therr Maitz – он же все делает сам. Некоторые уже говорят, мол, сколько уже можно. А потому, что он сам знает – лучше, чем он сам, никто не сделает. Сам делает аранжировки, сам записывает, сам решает, что куда, сам себе продюсер и так далее. Не потому что он такой вот из себя – просто потому что нет человека, которому бы он мог все это доверить. Я бы тоже с удовольствием доверил бы все, что только можно, кому-то еще – но я пока таких людей не встречал у нас в стране.
Ну не выросли еще. Люди, которые сидят в первом ряду в «Красной Звезде» (музыкальный проект Первого канала) – совсем с другим музыкальным вкусом.

Надежда: О музыке, которая пишется и выпускается у нас. Ведь откровенно у нас много шлака, будем говорить начистоту. В глубинках его где-то слушают, но, наверное, только там – умца-умца-ум-ца-ца, такая вот музыка. По твоему мнению, почему так происходит?

Кирилл: Я не очень слежу за этим, в основном отслеживаю то, что делают мои знакомые и друзья-музыканты. Это, как правило, ограниченный круг людей совсем другого качества. Вообще вопрос хороший. Думаю, что вкус – понятие формируемое, и пока у нас будут такие телепередачи, такое радио и т. д., то...

Надежда: ...такая будет и музыка.

Кирилл: С одной стороны, люди что спрашивают, то им и дают, но, с другой – дай что-то новое, оно, может быть, и понравилось, но люди просто не знают, что такое вообще существует. С третьей стороны - я вижу, что все-таки это все меняется, даже с промоутерской точки зрения. Стадионы собирают западные артисты. Нет ни одного российского артиста, который мог бы собрать 35-40 тысяч человек. Ни одного. Я могу назвать ряд западных артистов...

Надежда: ... Шнур, возможно, с «Ленинградом».

Кирилл: Нет, 35 тысяч он не соберет. Они сделали 2 стадион-лайва вот недавно, это по шесть тысяч. Ну двенадцать. Сейчас он популярен. По моему мнению. Ну там Земфира еще – Олимпийский, время от времени. Но я имею в виду именно 30 тысяч, 40 тысяч.

Надежда: Кстати, Земфиру нельзя назвать прямо такой попсой.

Кирилл: Я даже не про попсу говорю, про уровень артиста в принципе. О чем это говорит? И в Billboard’е, и в большинстве других чартах – первые пять мест занимают западные артисты. Поколение уже изменилось, они уже слушают музыку в интернете, не смотрят Первый канал, «Пусть говорят» и так далее – в основной своей массе. Интернет стал доступен и в деревнях и вообще везде. Это же теперь и другая проблема – в том, что молодежь теперь сидит там постоянно. Тем не менее, они слушают и делятся тем, что им нравится, у них нет ограничений – русское, нерусское...

Надежда: Почему мы не можем сделать так же круто? Не умеем?

Кирилл: Можем. Но могут лишь те, кто может позволить себе это делать. Музыка – это ведь тоже бизнес. На Западе для каждого сегмента есть свой рынок. Он может быть не очень большим. Начиная от IDM-музыки, классической, джаза до миллионов всяких стилей, и в каждом из них – определенный сегмент, в котором человек вполне себе замечательно может существовать, занимаясь только этим жанром. Это будет продаваться, человек будет выступать – если он хорош в своем жанре.

В России же есть определенные жанры, в которым ты можешь быть окупаемым – все остальные не окупаются. Я имею в виду в глобальном смысле – даже тот же джаз, который артисту приходится играть везде и повсюду, чтобы как-то содержать семьи, я знаю таких музыкантов. Они, конечно, зарабатывают деньги, но не потому, что продаются диски, а потому, что это они должны играть по клубам.

Надежда: Да, к сожалению, у нас артист не зарабатывает на продаже музыки.

Кирилл: Даже не на продаже, даже самими концертами. Соответственно, чтобы делать то, что человеку нравится – он должен иметь какой-то другой заработок, чтобы позволить себе делать это, иначе это его просто не прокормит, вот и все. Сколько таких людей, которые могут себе позволить это? Немного. Молодежь, которая учится еще, они могут позволить себе играть в подвале, что им нравится – ну сколько они поиграют? А дальше надо идти деньги зарабатывать или что? Поэтому ничего и не происходит.

Надежда: У тебя, кстати, ведь тоже получается, что ты зарабатываешь больше на чем-то другом. Пока что.

Кирилл: Да, конечно. С одной стороны, это минус, с другой же и плюс, потому что я делаю то, что мне нравится. Я могу позволить себе записывать столько, сколько мне нужно – чтобы получился результат. И писать не электронные скрипочки, а настоящие.

Надежда: Это, конечно, в музыке сразу чувствуется...

Кирилл: Для меня это важно ­­– я исходил из того, чтобы это нравилось мне. Не потому что «нормально», не потому, что «пойдет» - многим ведь и не нравится, это естественно. Но должно быть собственное ощущение того, чтобы не делать халтуры. Тогда самому перед собой не будет стыдно за то, что ты делаешь. Для меня это главный критерий.

Надежда: Мне кажется, что мы постепенно начинаем к этому приходить. Поскольку очень много людей стали работать сами на себя, начинаешь понимать, что если ты не сделаешь это хорошо и качественно, то к тебе никто не придет, и ты останешься голодным.

Кирилл: Я надеюсь, что в этом смысле...

Надежда: Мы периодически общаемся с неким Пашей Мавриди, он популярный репортер телеканала «Пятница» и VJ телеканала Russian Music Box. Сейчас он живет в Барселоне – засланный казачок. Там он обитает уже год и пытается, помимо съемок репортажей для канала, делать свои какие-то мероприятия, денег заработать. Говорит, это невозможная машина, которую поднять и раскачать, чтобы народ хоть что-нибудь сделал очень сложно...

Кирилл: У них сиеста.

Надежда: ...да, у них сиеста.

Кирилл: Вечная.

Надежда: Да, вечная (смеется). В этом плане в Москве все очень даже неплохо.

Кирилл: Да, зато мы по сравнению с азиатами просто ленивые, и не хотим ничего делать – если взять Китай.

Надежда: Ну там вообще... Кстати, в Японии бывал?

Кирилл: К сожалению, нет, хотя хочу.

Надежда: Это какая-то страна, совершенно отдельная от всего мира, мне кажется. Совсем другая. Ты понимаешь, что с нашим темпом жизни, который в Москве считается достаточно интенсивным, там, кажется, ты просто ползаешь – настолько быстро все происходит.

Кирилл: Если бы все население России на Курилы загнали, вот тогда мы бы почувствовали, что чувствуют японцы.

Надежда: Ну да, это точно. Ты говорил, что ездил на Восток – есть любимые страны?

Кирилл: Я бы не сказал. Есть просто много стран, где мне хорошо, но так что бы любимые – не сказал бы. Мне нравится тот же Таиланд – я много там был, не потому, что там хорошие пляжи, дороги, монастыри – сами люди – естественно, вне больших городов – там мне нравятся. В какой-то момент мне нравилось в Индии, было интересно – сейчас я уже спокойно к этому отношусь. В Америке есть свои плюсы, свои минусы – есть совершенно гениальная природа. Не могу сказать, что это любимая страна – я ее воспринимаю такой, какая она есть. Мне нравится и в Европе – в Италии, в Греции... В разные периоды жизни, нравится разное.

Надежда: Куда хотелось бы поехать в ближайшее время, если случится отпуск?

Кирилл: Я только из Бали приехал, там хорошо.

Надежда: Это и был отпуск (смеется)?

Кирилл: Да, это был отпуск. Серфинг – это дело.

Надежда: Что для тебя отпуск, отдых.

Кирилл: Это книга, тишина и море.

Надежда: И одиночество. Или все-таки семья?

Кирилл: И семья, конечно, но чтобы вокруг было минимум людей.

Надежда: Устаешь от общения?

Кирилл: Мне нужна тишина, да. Я пару месяцев могу отдыхать – в Греции мы третий год уже ездим в один домик, где вообще никого нет, там спуск к воде от дома – и ни одного человека. Живем три недели, выезжаем раз в три дня за продуктами. Я бы там полгода пожил. Мне общения хватает более чем.

Надежда: Хорошо так вот абстрагироваться. Наверное, в этот момент и какие-то музыкальные идеи приходят, песни пишутся?

Кирилл: Ну, иногда... Вообще это все ведь непрогнозируемо.

Надежда: Спонтанно.

Кирилл: Да, к сожалению.

Надежда: Никто не знает, когда придет вдохновение. Бывает так, что среди ночи? Снится сон и придумывается какая-то мелодия?

Кирилл: Какая-то тема бывает, мысль. Не всегда даже музыкальная. Поэтому какое-то количество вещей было написано утром, спросонья.

Надежда: Надо было успеть записать, накидать...

Кирилл: Скорее, сложить во что-то. А прямо ночью – не во сне, по крайней мере.

Надежда: А ты сова или жаворонок?

Кирилл: Я сова, конечно.

Надежда: Во сколько ложишься?

Кирилл: По-разному. Ну как – если я нахожу в Лос-Анджелесе, то ложишься редко раньше часа ночи, встаешь в 8-9 часов, относительно рано – вот черт знает, почему. В Москве, конечно, в среднем, в 3 часа ночи ложусь. А когда запись, вообще можно в 6 утра со студии уйти.

Надежда: Очень хорошо тебя понимаю.

Кирилл: Потому что тишина, никто не мешает работать. Ночь – единственное время понятного света в Москве зимой. Когда темно. Вот сейчас что у нас? Что-то серое. Какое это время суток? Сумерки, может... Поэтому сова.

Надежда: Ну что ж, понятно. Кирилл, благодарю тебя за интервью. До встречи на твоем концерте

24 марта в клубе А. Козлова!

Дорогие читатели, если вы хотите хорошо провести вечер и послушать отличную музыку, приходите по на концерт группы Tiger Cave!

Адрес: Олимпийский проспект, дом 16, строение 2.

Заказ и бронь столиков : (926) 952-0077